Фото: Алена Шостко.
Иногда мы приходим на мероприятие, которое позиционирует себя как «современное» или «экспериментальное» искусство, с легким чувством надежды. «Сегодня точно будет что-то особенное», – неумолимо повторяет голос этой самой надежды.
С таким чувством приходили некоторые зрители на экспериментальную постановку «Буран» по мотивам рассказа Максима «XMDMX» Постельги. Автор рассказа выступил и в качестве режиссера данной постановки, которую показали в центре современного искусства «ЕрмиловЦентр» вчера, 10 октября.
Если литературная составляющая не вызывает каких-либо серьезных нареканий, то происходящее на импровизированной сцене заставляет задуматься над некоторыми моментами, в частности, о том, имеют ли режиссер и актеры представление об оправданности действий.
При просмотре экспериментальной постановки «Буран» невольно возникало состояние deja vu, поскольку некоторые приемы, использованные в постановке, уже были задействованы в другой, не менее экспериментальной работе «Рыба в клетке», которую показали в прошлом году в том же «ЕрмиловЦентре».
К приемам технического характера можно отнести, прежде всего, использование электронного голоса в качестве единственного рассказчика, читающего текст пьесы. Также использование повторяющейся анимации, которая в случае «Рыбы в клетке» проецировалась на большой экран, а в «Буране» зрителям приходилось довольствоваться небольшим монитором ноутбука.
Необходимо отметить наличие в постановке «действия ради самого действия», которое Константин Сергеевич Станиславский правомерно считал бесплодным, в отличии от оправданного «действия ради четкой цели». Актеры проводили на сцене какие-то манипуляции с предметами (рисовали на холсте, ломали сигареты, играли в шахматы), однако на деле эти манипуляции никак не отражали происходящего в тексте пьесы.
Как и в «Рыбе», в постановке «Буран» использовали обнаженную девушку в качестве эффективного фактора концентрации и фокусирования внимания, чтобы зритель не заскучал, пока слушает текст пьесы, монотонно доносящийся из «уст» электронного повествователя. Бесспорно, некоторая доля эстетического удовольствия при просмотре данной работы имела место, но она развеялась после исчезновения главной героини со сцены.
Впрочем, последний прием перестал эпатировать и хоть как-то удивлять публику после того, как Питер Брук в декабре 1965 года показал на Бродвее свой спектакль «Марат/Сад», где впервые на театральной сцене появился обнаженный человек. «Это стало событием. А сейчас голые бродят стаями по сценам всего мира, и кого это удивляет? Может быть, кого-то, но совсем немногих. А меня удивляет другое: почему молодые режиссеры используют те приемы, которым уже пятьдесят лет и которые никого не впечатляют? Этому штампу больше полувека! Табу уже таких нет, а они все что-то разрушают и разрушают. Это не театр», – вспоминал впоследствии выдающийся британский режиссер.
Таким образом, личный эксперимент автора преподнесен публике в качестве чего-то нового, свежего, оригинального, однако на деле мы можем наблюдать сырое детище, к которому прикрепили бирку «экспериментального».
Роман Шемигон
