Ефим Чупахин: “Если начал страдать звездной болезнью, приезжай на терапию в Нью-Йорк”

Один из лучших пианистов Украины Фима Чупахин еще во время учебы в Харьковской консерватории организовал Acoustic Quartet, теперь хорошо известный любителям джаза. Молодые музыканты выступали на Alfa Jazz Fest и Koktebel Jazz Festival, на их счету джазовые проекты с Джамалой и Кузьмой Скрябиным. С 2003 года до настоящего времени Ефим Чупахин играет у Сергея Бабкина, который не жалеет денег на его дорогостоящие перелеты из США. Помимо этого пианист записал три альбома с Андреем Запорожцем, вторым участником дуэта 5’nizza, для его проекта SunSay.

Сейчас Фима живет в Нью-Йорке. Он выиграл грант на обучение в США и остался там работать. Нино Катамадзе зовет его на сцену во время своих выступлений в Америке. Кроме этого у Ефима Чупахина дуэтный проект со Святославом Вакарчуком, с которым они уже успели дать концерт в Нью-Йорке, пока я набирала это интервью.

Фима пишет музыку для фильмов, в том числе для «Ворошиловграда» по книге Сергея Жадана.

Я написала Ефиму Чупахину с просьбой об интервью, когда он уехал в большой тур по Украине с Сергеем Бабкиным. Он ответил, что сразу после последнего концерта в Полтаве улетает через Киев обратно в Нью-Йорк. Предложил пообщаться в скайпе. Но я не практикую такой формат для интервью, так как не могу отказать себе в удовольствии личного общения. И вдруг я узнаю, что отменили три концерта. Значит Фима приедет в Харьков, ведь у него здесь жена и друзья.

И вот мы уже сидим в кафе 1654.

– Я так хотела лично с тобой пообщаться, что мне кажется, концерты отменили  из-за меня.

Фима смеется, очень искренне, от души, и мы уже друзья. 

Если бы Mykharkov.info был желтой прессой, то заголовок этого интервью звучал бы так: «Джазовый пианист Ефим Чупахин признался, что слушает группу “Комбинация”. Еще Фима рассказал об учебе и работе в Нью-Йорке, о своем джазовом проекте Acoustic Quartet, о работе с Сергеем Бабкиным и SunSay. Мы поговорили о концертных площадках Харькова, а также не смогли не коснуться политики, – во Львове и Тернополе  сорвали концерты Сергея Бабкина из-за его выступлений в России.

Acoustic Quartet

– В этом году Acoustic Quartet, если посчитать, исполнилось 10 лет.

– Ты знаешь, мне кажется, да. В 2007-ом мы начали… Ну, да, в этом году как раз 10 лет.

– Юбилей в этом году, а год уже почти закончился. Надо срочно праздновать. Осталось слишком мало времени!

– Мы ничего не успеваем!

– Расскажи, как все начиналось тогда, 10 лет назад. Чья была идея создать Acoustic Quartet? Состав квартета менялся за эти годы?

– Идея, я может быть хотел бы сказать, что она была моя, но…  Знаешь, она была общая всё-таки. В том смысле, что мы все хотели что-то делать вместе. И я как-то просто подал эту затею, сказал: “Чуваки, вот же мы все здесь, а давайте что-то вместе делать?!”  И с тех пор мы это делали в составе немножко другом. У нас басист был другой. Басисты менялись трижды. Третий самый хороший для нас, самый подходящий.

– Денис Мороз. Вы все сокурсники?

 – Да, Денис. Мы были сокурсники с нашим барабанщиком Серегой Балалаевым. Дима Бондарев учился на тот момент в академии культуры. Ярослав Роденко, на тот момент наш басист, тоже там учился. Потом Дима перешел в консерваторию на магистерскую. У нас тогда странная магистерская получилась, мы ее за год закончили. Как вроде бы и специалисты, но магистры. Мы везунчики на самом деле, реально. Потому что в этот момент как раз проходила реформа образования, и нам не пришлось учиться 2 года для того, чтобы стать магистрами. Как-то так.

Вся тусовка музыкальнапя в тот момент курсировала между двумя этими университетами и парочкой клубов: Черчиль, Джастер.

– Джастер сейчас называется Pipa.  И концерты  там, я так понимаю, теперь не проводят. По крайней мере, те музыканты, которых я ходила слушать в Джастер, теперь на других площадках выступают.

– Так и называется Pipa?? Я в шоке вообще. Жалко, хорошая площадка была. Блин! Видимо Олегу Петровскому, это же было его заведение, надоело заниматься концертной площадкой. Давно его не видел, не знаю, что к чему. Жалко.

– Это называется ребрендинг.  Вот теперь новая площадка появилась, ART AREA ДК.  Где  Acoustic Quartet  уже успели выступить  полным составом весной. Я была на этом концерте. Здорово было.

 – Да, мне тоже очень понравилось. И концерт, и сама площадка понравилась. Я всегда с осторожностью, хоть это конечно и  плохо, с каким-то подозрением, ко всему новому отношусь:

“Алена, что там у вас за площадка?” Там же Алена Воробьева арт-директор. Она говорит: “Хорошая площадка. Все нас знают”.

Мы же так привыкли в Pintagon играть, что это уже дом родной. Там так уютненько, всё так хорошо, миленько.

– Да, там так уютно, что концерты получаются как квартирники, причем с хорошим звуком.

– И звук, действительно, хороший и всем все слышно. И людей немного, уютно. А если много, то можно два концерта сделать подряд.

Мы так и думали и тогда в марте, что или сделаем два концерта в Pintagon или один не в Pintagone. Bот решили в ART ARЕA попробовать. И классно всё оказалось. Я рад за ребят, что есть такое место в Харькове.

– Сейчас Сергей Балалаев постоянно в Киеве находится. Дима Бондарев живет в Берлине. Фима Чупахин в Нью-Йорке. Здесь в Харькове только Денис Мороз. И при этом Acoustic Quartet продолжает существовать.

– Да, продолжает существовать. Сейчас нам надо понять, как мы будем продолжаться дальше. Очень трудно подгадать момент, чтобы сделать что-то новое. Вот как раньше, синглы какие-то выпускались, видео, что-то новое писалось. А сейчас сложно какой-то новый контент вместе записать за день-два. Я бы хотел это сделать сейчас. Идей на самом деле полно.

– А новая музыка пишется для проекта Acoustic Quartet?

– Пишется. Вот в марте у нас был мини-тур, 6 концертов. И композиции новые были, две мои и Димы Бондарева две. Но Димины мы не записали, потому что одну из них мы не отрепетировали нормально, я тебе говорю честно. Ее записали, а мы говорим, что давайте не будем ее выпускать, потому что мы там сыграли неправильно. В Киеве “Громадське”, они писали. “Громадська культура”, вони робили це. Они сделали все классно, вместо трех вещей, которые мы планировали, записали пять. Но сказали, что не будут выпускать так много и попросили выбрать 2-3. И это получились мои две композиции, потому что они чуть проще. Димины чуть сложнее, и мы не сыграли их так, как хотели. Несмотря на то, что это live. Если есть возможность не выпускать в широкий мир, то где ты налажал, то лучше это сделать.

– Где бы вы сейчас стали записываться, учитывая широкую географию квартета? 

– Хочется приехать куда-то… Вопрос еще куда приехать? Я бы на самом деле лучше приехал в Берлин, потому что там и студии есть. Лучше бы мы все приехали в Берлин. Тем более сейчас, сел на поезд или на Визейре прилетел. Вообще не проблема. Нужны только деньги и качественная студия.

– ШАNA альбом записывала как раз в Берлине.

– Да, Катя говорила что-то такое.

В Украине это всё тоже есть, но оно какое-то странное. У нас есть определенные требования: нам нужно, чтобы это был рояль, это был хороший рояль. А у нас есть студия либо с хорошим роялем, но она такая малипусенькая, что остальных туда не посадишь. Или есть студия с хорошим роялем, но хозяин переживает, что в его прекрасной студии будут играть на барабанах. Но вроде бы сейчас, дай бог, в Киеве как раз этот  человек, который боялся звука барабанов в своей обители, строит вторую обитель с роялем. И там он хочет сделать уже более полноценную студию, куда может прийти и барабанщик. Вот там собраться – это уже то, что нужно. И прикинь, у нас такая большая страна 40 000 000 жителей, и у нас нет такой штуки.

Читайте также: Катарина Леонова, лидер группы ШАNA

Тут Фима вспомнил, что читал потрясающую статью и что мне, как журналисту, тоже будет интересно. Достал телефон, чтобы поделиться со мной ею в Facebook. Тут же отвлекся на сообщения и забыл про ссылку.

– Я сейчас пишу своему другу режиссеру: “I having my star moment right now”.

– У меня еще очень много вопросов, не расслабляйся, пожалуйста. Расскажи мне про “Альфа Джаз” во Львове. Вы ведь там несколько раз выступали.

– Да, с Джамалой, с Аней Чайковской.

– Там ведь на сцене имени Эдди Рознера выступают мировые звезды, которые, можно сказать, придумали джаз.

– Да-да. Но на такой сцене, на главной, мы выступали только с Джамалой. Это конечно огромная честь.

– В этом году мы были на Альфа Джазе. На один из дней у нас не было входных билетов, и мы пошли в фан-зону. Фан-зона была организована рядом на старом стадионе, где на  огромном экране шла прямая трансляция со цены Эдди Рознера. И я там увидела, прямо рядом с нами, скромненько сидящего  Диму Бондарева. Ну как же так? Ведь он сам играл на этой сцене и неоднократно выступал на Альфа Джазе. Ты, например, Алексея Когана запросто называешь Леша и на ты. Почему он не попросил, чтобы его провели?

– В этом нет ничего зазорного. Дима может быть не хотел идти туда. Может быть, он не хотел беспокоить Лешу. Он скромный парень довольно. С одной стороны да: “Я там выступал, дайте мне билет”.  Но с другой стороны, я же там выступал за деньги, я получил свой гонорар. Это другой концерт, к которому я не имею отношения. Точнее, как личность, я отношение имею общечеловеческое. Но с коммерческой точки зрения, я точно такой же человек как и ты. И это очень хорошо. Это равность. Это очень демократично.

– Это европейский подход.

– Да, европейский подход. Вот чего меня теперь везде и всюду должны заводить? Потому что я такой хороший, красивый,  три или четыре раза играл? Другое дело, что если бы он попросил,я думаю,что никто бы не отказал.

Мы с Acoustic Quartet играли в Славянске и ещё рядом, в Краматорске. Прямо после обстрела, через месяц. Там был сорван мост, разрушено полдеревни на въезде, дороги провалены. Это был один из самых крутых концертов квартета. В клубе “Фиеста”. Там окна были завалены мешками, продырявленными от пуль, железная дверь очень толстая профигачена пулями, там была жесть. И в этой жести есть люди. Они остались в Украине, они поддержали, они патриоты.

– А какая самая главная сцена для тебя на данный момент, на которой тебе довелось выступить?

 – Я бы сказал, что на сегодняшний момент это сцена зала Линкольн-центра в Нью-Йорке. Это такое здание, где на пятом этаже находится Dizzy’s Club Coca-Cola. И там еще есть три зала внутри и клуб, это комплекс такой. И я выступал в этом клубе. Не то, чтобы я там прям выступал, I had a good time. Это не было мое отдельное выступление.

– Ты там джемил?

– Да, я просто джемил. Но это тоже можно посчитать.

А совсем недавно Нино Катамадзе, моя прекрасная подруга, приезжала туда. Я сидел в зале, а Нино, она известна тем, что каждый свой концерт превращает в грузинскую свадьбу. Это классно! Она просто тамадит. Выходит такая и: “О, Фима! Камон на сцену”. И мы там тоже заджемили с ребятами. Ребята крутые у нее, мы тоже дружим с довольно давних пор. Вот это самая важная сцена. И Альфа Джаз , конечно, да. Это круто.

– Со следующего года Alfa Jazz Fest будет называться Leopolis Jazz Fest. Потому что спонсор фестиваля  был “Альфа-банк” российский, там по этому поводу напряжение возникало в последнее время. В общем, главное, что фестиваль останется.

– Надеюсь. На самом деле “Альфа-банк” подняли так планку высоко.

– Какую ты слушаешь музыку в повседневной жизни? Это джаз в основном?

– Это разная музыка. Это комбинация джаза… Это группа “Комбинация”, ее я обычно слушаю.

Мы на самом деле страшно ржем со Стасом, моим другом, у Бабкина гитарист, Стас.

– Кононов.

– Да. У нас со Стасом дует “Песни-песенки”. Это всё юмор. Просто смешно, насколько много у нас этого хлама в голове. И когда он звучит, ты вдруг понимаешь, что знаешь пол припева.

– Ты когда-нибудь был в караоке?

– Был. Но я не люблю это. Если вспомнить случай, когда мне ужаснее всего было в караоке. Это было с Бабкиным, нас повезли ужинать в “Мафию” на Пушкинскую,  здесь в Харькове.

– А там был “Розовый микрофон”?

– А там было такое, что мы реально оттуда сбежали. Просто максимально быстро съели пиццу. Это было страшно!

Нью-Йорк

– Ты прожил в Нью-Йорке какое-то время, пару лет уже. Какой Украина тебе видится теперь? Появился взгляд со стороны, новый, которого не было до отъезда в США?

– Знаешь, да, я вижу, что у нас люди на улицах не настолько super friendly как в Нью-Йорке. Но тем не менее… Блин, ты могла бы у меня это спросить, когда я только приехал. Потому что через какое-то время у меня стирается какое-то разграничение. Потому что все связано с людьми. В Нью-Йорке я окружен прекрасными людьми. Здесь я окружен прекрасными людьми.

Если говорить о каком-то комфорте, каких-то стандартах, то в Нью-Йорке таксисты не начинают с тобой заводить разговор о житухе, о политике. Один раз я сел на переднее сиденье, здесь в Харькове, и понял, что это ошибка.

У нас, если посмотришь на людей на улице,все слишком озабочено выглядят. Так, как будто у каждого личная трагедия. В Нью-Йорке всё выглядят живенько. Они просто куда-то спешат, но не выглядят озабоченными настолько, что у них прям лица хмурые. Такого нет. Всё чуть-чуть ярче, быстрее. Гараздо грязнее, чем здесь. Если сравнить Харьков и Нью-Йорк, то Харьков вылизан, особенно если речь идет о метро. Там отваливается штукатурка, бегут крысы повсюду.

Я не испытываю какого-то глобального культурного шока от разницы между этими двумя странами. Но вот если я буду сталкиваться с державними установами, думаю, я всё испытаю, весь шок. Я пришел получать идентификационный код: компьютерная очередь, номер 186, касса номер 3. Мне серый человек, с серой интонацией говорит: “Ваши документы”. Это заняло у меня 30 минут. 25 минут я ждал, 3 минуты я общался с ним, 2 минуты я оттуда выходил. Всё. Всё быстро, просто, без всяких там: “ Так, вам зара надо піти туда, потім в той кабинет, потім ви придете в 6 вечора завтра, бо ми приймаемо тільки по понеділках”. Этого нет там.

Электронная документация, простота ведения диалога с официальными структурами – это то, чего у нас, я уверен, нет.

Если кто-то начал страдать звездной болезнью, кто-то начал считать, что он семи пядей во лбу, в любом деле – просто приезжайте на терапию в Нью-Йорк. На недельку. Просто приезжайте, посмотрите на людей в своей области, где они, а где вы. Что делают они, о чем они думают, какие их достижения, какой их уровень личного роста, профессиональный уровень. Придите, посмотрите, а после этого расслабьтесь и езжайте домой.

– Мне показалось, или после того, как ты пожил в Нью-Йорке, в твоей речи стало больше, как ни странно, украинских слов?

– Ты знаешь, а это очень забавно. Люди, с которыми я больше всего общаюсь в Нью-Йорке, это американцы или такие же понаехавшие. А с недавних пор я подружился с Ukrainian Community, я з ними намагаюсь розмовляти українською. В мене гарна українська, бо я закінчив українську школу і все таке інше. В Харькове мы общаемся на русском, с женой, с мамой. У меня здесь только один друг был украиноязычный. А там много народу, и я как-то органично тоже перехожу на украинский язык. “Приїхав з Америки і став україномовним, шо такое?” Мне нравится, я люблю украинский язык. Я даже думал поступить, как один мой друг. Он полжизни проговорил по-русски, а потом стал полностью украиномовним. Це в нього такий експеримент цікавий для себе, а ще він займається політикою, йому потрібно.

– Ты оказался в Нью-Йорке, потому что выиграл грант на обучение?

– Я выиграл грант на обучение по программе Фулбрайта. Я там учился два года, в университете в Нью-Джерси, в 20 км от Манхэттена. У меня Masters Degree Jazz Performance

– А Дмитрий Бондарев, трубач в Acoustic Quartet, тоже выиграл грант на обучение, только в Берлине?

– Нет, он просто поступил в Берлине. И учась там, он получал стипендию от университета, как классный музыкант, какие-то там ещё бонусы.

Чем хороши демократические опции вообще? Просто представь себе на секундочку, что Украина организовывает грант, чтобы какой-то Вася приехал и учился здесь. И она платит ему всё: обучение, перелет, стипендию ежемесячную.

– Получается, что государство платит свои деньги за то, чтобы привлекать к себе лучших?

– Да, чтобы привлекать к себе других людей. И опять-таки, они не то чтобы привлекают. Наоборот даже. Программа, по которой я ездил, говорила мне: “Всё, закончил обучение 2 года, возвращайся домой”. Ты не имеешь права подаваться ни на какие эмиграционные штуки. Ты там можешь оставаться по работе, оставаться дополнительно учиться. Я там живу на рабочей визе, музыкальной, специфической. Artist Visa, так называемая, которая позволяет мне работать в моей сфере исключительно. Я не могу стать каким-то менеджером вдруг или ещё что-то такое, по документам, я имею в виду. Я могу преподавать в университете, я могу делать какие-то вещи, связанные с музыкой.

– Пару лет назад, я слышала, у тебя была идея по созданию музыкальной онлайн школы. Это во что-то вылилось?

– Это была идея и она остановилась, честно тебе скажу, потому что мой друг и партнер в этом нашем начинании, он проверил всю возможную аналитику, google, yandex, yahoo – они все дают возможность это сделать, посоветовался еще с какими-то чуваками и сказал, что это может быть очень большое вложение сил и времени, а выхлоп может быть не очень хороший.

Но я думаю, что сейчас надо возродить это. Тем более, что я люблю идеи, не привязанные к какому-то конкретному месту.  Но даже онлайн, это должен быть очень серьезный инструмент – этот сайт. Это не просто уроки по скайпу. Это всё должно быть интересно, какая-то экосистема создана.

Мы с моим другом думали открыть физическую школу в Харькове, и с физического инвариемента двинуться в онлайн. Как это делают некоторые школы в Нью-Йорке. Такая была идея. А потом мы как-то разъехались, я в Нью-Йорк, а он с семьей в Германию.

И вот именно поэтому идея онлайн школы – это хорошо. Слушай, Таня, ты мне напомнила. Будем этим заниматься.

Работа с Андреем Запорожцем и Сергеем Бабкиным

– Ты раньше работал с Андреем Запорожцем в проекте SunSay.

– Да, 4 года. С 2007 по середину 2011.

– А потом стал играть у Сергея Бабкина.

– Да, как раз с 2012 года. Я получил Fulbright foundation, выиграл этот грант и поехал на учебу. И с тех пор у меня такое туда-сюда. В 2014 я вернулся на год в Украину. И в 2015 году подался на первую визу, сейчас у меня уже вторая Artist Visa. Я ее получил буквально 2 недели назад.

– А почему с Андреем Запорожцем перестали играть?

– Ты знаешь, играть в двух более-менее больших проектах тяжело. Все начинают обижаться и говорить, что ты любишь какой-то проект больше или уделяешь время одному проекту больше. Даже не то, что обижаться. Очень трудно забивать даты концертов.

– Ты говоришь о двух проектах, это SunSay и Бабкин?

– Да, SunSay и Бабкин, у которых было много концертов. У Acoustic Quartet не так.

Изначально я играл с Сережей. С 2005 года ещё. Так мы и познакомились с Андреем. Он говорил: “Приглашаю тебя в свой проект”. Я говорю: “Хорошо, давай попробуем”. Мы поиграли, записали 3 альбома на самом деле. Всё круто, всё интересно. Но получается, Сережа Бабкин говорит, что у нас концерт там-то. Ты говоришь: “Блин, я не могу, потому что у нас только забили концерт в Праге с Андреем”. Или у нас концерт, не знаю, на тот момент в каком-нибудь Челябинске, а у нас в Николаеве. И такие постоянные несовпадения были. В итоге мы сообща решили, что будет лучше, если я уйду из проекта. Это ничего страшного. Я уходил даже дважды, я помню.

Когда я первый раз уходил, мне казалось, что это вообще не мое. После первого альбома я подумал, что это сильно громко, это слишком, я не люблю такую музыку. Меня потом уговорили ребята, что это сейчас музыка такая, она может меняться, это от нас зависит на самом деле. Да, и второй альбом был уже другим, мне понравилось. Третий ещё другим. То есть направление, куда все это шло, мне нравилось. И я люблю Андрея как артиста, он очень интересный, правда. И он классный чувак. Он по-своему такой космический.

Читайте также: «КУ»: Новый альбом 5’NIZZA 12 лет спустя. Андрюшенька пролил масло

– Несмотря на то, что ты живешь в Америке, ты достаточно часто выступаешь вместе с Сергеем Бабкиным. Сейчас у Бабкина тур по Украине, и ты специально для этого прилетел из Нью-Йорка. То есть, Сергей настолько ценит тебя, что готов оплачивать твои перелеты?

– Сережа ценит меня, я ценю Сережу тоже. Помимо того, что это музыкант, с которым мы играем, это мой давний друг. Здесь чуть-чуть больше, чем просто музыка, мне так кажется.

– Получается, что у тебя сейчас постоянные проекты и в Америке, и в Украине. Наверное, это не очень удобно?

 

– Просто у меня нет такой уверенности огромной, что я хочу там жить. Вот только там и всё. Мне там нравится. Просто я периодически думаю, что может быть стоит вести более спокойную жизнь. Здесь в Харькове меня всё устраивает, в смысле окружения. Не всё, понятно, здесь многое нужно менять.

– Да, если бы у нас жил Фима Чупахин, были бы перемены, по крайней мере, в музыке. Это было бы круто. Потому что, когда все уезжают – это грустно. Но ты зато часто приезжаешь!

– Я часто приезжаю. Даже если я вернусь, я понимаю, что я бы жил между двумя городами. В Киеве очень много моих друзей и очень много проектов музыкальных, которые мы делаем.

– Вот, кстати, я смотрела интервью с Бабкиным. Ему задали вопрос, что вот вам часто в Киеве по работе приходится бывать, не думаете ли вы переезжать. И он такой говорит, что нет, зачем, мне комфортно здесь.

– Да, это так и есть.

– Это классно. Потому что обычно как происходит? При первой возможности, только приоткрылась дверь, собрал сумку и хоть куда-то уехать.

– Вот в том-то и дело. Понимаешь, вот какая штука. Мне кажется, что если я стану ещё более известным в Нью-Йорке или там ещё где-то… С одной стороны, это какой-то простой расчет. Не печатай это! Но мы, как люди творческие, мы должны об этом думать. Чтобы понимали читатели и ты тоже, вся известность нужна музыкантам, чтобы зарабатывать себе на жизнь и всё. Это не какое-то там: “Я хочу быть известным! Я мечтаю о славе!”

– Ну, кто-то точно хочет.

– Я не исключаю, что даже во мне есть элемент этого. Я не буду открещиваться. Да, приятно, когда у тебя берут автограф на улице, когда хвалят твою музыку. Мне написала моя подруга, мы релизнули видео Radiohead, там я играю на пианино: “Я пятый раз слушаю, плачу. Чувак, что происходит?! Перестань!” Это приятно. Но опять-таки, известность всем нам нужна, чтобы охват аудитории у нас был побольше. И чтобы мы могли собирать не клуб Pintagon на 50 человек, а хотя бы какой-нибудь зал на 200, 300 или 500, или 1000.

Я это говорил уже довольно давно, я адекватно оцениваю возможности инструментальной музыки. Я знаю, что если ты хорошо это делаешь в Америке, ты можешь потом по всему миру собирать залы на 500 человек. И этого достаточно. Я был бы очень счастлив. Мне не нужны там миллионные гонорары и так далее. У тебя будут нормальные гонорары по любым европейским меркам. И тогда, вот в этот момент, не имеет никакого значения, где ты живешь, в Песочине или Париже. У Сережи уже такой уровень, что какая ему разница, где жить? Я прекрасно понимаю, зачем переезжать в какой-то Киев, зачем? Если ты сел в самолет и прилетел в Киев за 2 часа или приехал на поезде за 4,5 часа. Это так легко!

Опять-таки, у нас, у меня много друзей в Киеве. С квартетом, с Джамалой мы сделали джазовый проект, потом мы записали с ней 4 песни вообще не джазовые, поп-музыка. И мы думаем, что мы еще что-то сделаем, через какое-то время. Если бы я жил в Харькове, я был бы 3 дня в неделю в Киеве. И я к этому готов, я готов прыгнуть в поезд, приехать и вернуться, при этом живя в Харькове. Возможно, снимая квартиру в Киеве еще дополнительно.

– А где твой дом сейчас, на данный момент? Ощущение дома, где больше?

– В нескольких местах. В Нью-Йорке, когда я в Бруклине захожу к себе, мне кажется, что я дома. Или здесь в Харькове, мне кажется, что я дома. Или в Киеве даже,когда я гуляю где-то, мне кажется, что я дома. Еще у меня такое ощущение было в Санкт-Петербурге, но я давно не был там. Там было такое ощущение уже с вокзала, что ты дома, в Харькове.

– Не могу не спросить у тебя. Был тур с Бабкиным. Во Львове сорвали выступление, в Тернополе вы не дали концерт по этой же причине, в Днепре вам какой-то треш устроили.

– Устраивали треш, на самом деле, почти везде. Это, конечно новый опыт для всех нас. Потому что нас в туре 11 человек.

Я жалею только о том, что во Львове… Ну, очень трудно что-то сказать, когда тебе в лоб камеру и говорят: “А ну-ка, визнайте Росію агресором! “ Чуваки, что вы вообще несёте? Я тут с саунд-чека только пришел. И ты такой: “Подождите. Россия – как вся страна? Агрессором?” Ну, кто это признает?

Теперь я понимаю, что надо было тогда же сказать: “Конечно, лично моя позиция, да, российская власть агрессор”. Для меня российское правительство – это люди неадекватные. Совершенно. И причем, я в этом убеждаюсь довольно часто, потому что я вижу статьи прекрасные на “Снобе”, “The Villаge”, “Эхо Москвы” или на “Дожде”. Это классные издания. Когда друзья рассказывают, какие очередные дурацкие законы приняли в России – становится страшно, на что обрекают людей. И как же людям с подобным бороться, если им уже никак нельзя собраться больше трех? Какой-то тоталитаризм.

Мы все понимаем, что есть адекватные люди, которые там. Поэтому сказать, что вся страна, все москали проклятые – ну что это такое? Откуда это взялось?

У меня, например, сложилось впечатление, что от тебя требуют именно чего-то такого в этот момент. Но я понял, что если бы мы тогда более спокойно и более вдумчиво восприняли тоже их позицию, которая на самом деле четкая…

– Просто форма не изящная.

– Форма была какая-то, может быть, агрессивная в тот момент. И можно было свести этот разговор к тому же, что сделал Сережа в Днепре, и все бы поняли друг друга.

Мне жалко, что во Львове не состоялся концерт.

– Тем более, я слышала, там собралось 2000 человек.

– Нет, не две. Там было 1000 человек. Это всё-равно – 1000 человек. Они там распевали песни под клубом и так далее. А на концерте в Виннице и в Хмельницком к нам подходил чувак из Правого сектора. Прекрасный чувак, очаровательный, реально. Люди разные везде. Люди что-то услышали, где-то взяли информацию. Да, Бабкин был в Крыму в 2014, когда это только всё случилось. Я до сих пор считаю Крым Украиной. Понятно, что сейчас уже никто не поедет туда выступать, бо це ж окупація. Эскалация набрала обороты. Кто-то уже приплел к этому, что Бабкин и в ДНР выступал. Это нонсенс.

– Сергей Бабкин просто пошел в телевизор активно и его заметили. Это обратная сторона популярности.

Примерно такое же было, когда на Евровидение попал SunSay. Было видно, что когда Андрей Запорожец стоял на сцене, а его пытались уличить или разоблачить, не знаю, что там они пытались, в связи с Россией и так далее, он реально просто не понимал, что от него хотят.

– Особенно Андрюша.

Вот я, например, честно, благодаря тому, что живу в Нью-Йорке, у меня получается дистанцироваться от происходящего. Можете меня осуждать за это иногда. Я всё адекватно воспринимаю. Я патриот своей страны. Я за Украину. Я понимаю, что это ужасно, всё, что сейчас происходит. Я понимаю, что гибнут люди.

Мы с Acoustic Quartet играли в Славянске и ещё рядом, в Краматорске. Прямо после обстрела, через месяц. Там был сорван мост, разрушено пол деревни на въезде, дороги провалены. Это был один из самых крутых концертов квартета. В клубе “Фиеста”. Там окна были завалены мешками, продырявленными от пуль, железная дверь очень толстая профигачена пулями, там была жесть. И в этой жести есть люди. Они остались в Украине, они поддержали, они патриоты. Мы приехали поиграть для них, и я восхищаюсь их героизмом и тем, что им пришлось пережить, этим двум городам. Это капец.

Я хочу всё-таки выйти из фона выживания, я хочу думать о том, что я делаю музыку. У нас есть эмоция, мы люди, мы стремимся к лучшему, я надеюсь, к чему-то более светлому, интересному, чем то, что у нас есть. Что всё-таки закончатся конфликты. Ведь люди в своей глубине не конфликтные создания. Что мы когда-нибудь придем к тому, что научимся слышать друг друга до того, как конфликт обречен на силовые действия. Мы будем настолько сильными и мыслящими, чтобы не допустить подобных конфликтов. Вот в этом для меня сила человека, его культура. И я хочу находиться, хотя бы на какое-то время, в этом ощущении, в этом фоне. Мне это Нью-Йорк позволяет делать, позволяет поменять культурный фон чуть-чуть.

Хотя, когда я сюда приезжаю, посмотри вокруг, ощущение, что вообще всё прекрасно.

– И тут же мысль, что совсем рядом война уже несколько лет продолжается.

– Это кажется и сюром, и чем-то далеким. С одной стороны, мы начинаем испытывать чувство вины, что ходим на концерты, развлекаемся, а там сидят люди в окопах или кто-то умирает от пуль. С другой стороны, вот эти все разговоры о том, что надо всем перестать ездить в Россию. Хорошо. Если мы вдруг станем такой мононацией, то можно попробовать, может быть, посмотреть, как это будет. Но меня раздражает, когда кто-то требует это от одного человека, а остальные при этом ездят, зарабатывают там деньги. Почему такая избирательность?

– А сейчас ещё три концерта Сергея Бабкина отменились по этой же причине?

– Нет. Это просто организаторы неадекватные, вот и всё. Не очень хорошие продажи и ему легче, видимо, отменить концерт, чем ещё больше попадать.

Про мастерство

– Я приехал в Нью-Йорк и понял следующее. Вот здесь все говорят: “Какой ты, Фима, молодец!” А туда я приезжаю и понимаю, что Фима вообще не молодец. Шо то, конечно, есть, есть хорошие задатки.

– То есть здесь признанный всеми музыкант, а там…

– Да, а там просто есть хорошие задатки. Перспективный парень.

– Тебя это не задевает?

-Нет. С недавних пор я стал говорить, что если кто-то начал страдать звездной болезнью, кто-то начал считать, что он семи пядей во лбу, в любом деле – просто приезжайте на терапию в Нью-Йорк. На недельку. Просто приезжайте, посмотрите на людей в своей области, где они, а где вы. Что делают они, о чем они думают, какие их достижения, какой их уровень личного роста, профессиональный уровень. Придите, посмотрите, а после этого расслабьтесь и едьте домой.

Татьяна Леонова