Личности Харькова: Олег Каданов, честно о причинах распада “Оркестра Че”

Несмотря на то что после почти 15-летней истории, «Оркестр Че» уже год как прекратил свою деятельность, у Олега Каданова выдалось насыщенное выступлениями лето. Дни музыки во Львове и Харькове, фестивали Atlas Weekend в Киеве, Zagata в Каменец-Подольском, Капукафест в Карпатах. Мне удалось застать Олега в Харькове буквально между поездами и поговорить о причинах распада «Оркестра Че», о новой группе Олега «Мантры Керуака» и о совместном проекте с Сергеем Жаданом «Линия Маннергейма». А ещё о корнях, о театре и о харьковской творческой тусовке.

Имя Олег Каданов неразрывно связано с Харьковом. Настолько тесно, что некоторые до сих пор удивляются, что будущий музыкант родился и прожил до 18 лет в Ивано-Франковске. Прочный мостик между Восточной и Западной Украиной, искренний Олег Каданов, интересный не только самобытным творчеством, но и своим глубоким философским взглядом на жизнь.

– Если посмотреть географию твоих перемещений только за месяц: Львов, День музыки, потом обратно в Харьков на День музыки, потом фестивали Atlas Weekend в Киеве и Zagata в Каменец-Подольском, опять Харьков, снова Киев. От такого кочевого образа жизни не устаешь?

– Да нет, это нормально. Бывают такие периоды, когда концертов очень мало, две недели подряд находишься в Харькове и понимаешь, что хочется куда-то поехать. За многие годы концертирования выработалась привычка цыганская. Без поезда, без дороги сложновато долго обходиться.

–  Я много раз была на твоих концертах, на каждом из них ты разный. В повседневной жизни ты часто спокойный, рассудительный, вот как сейчас. На сцене экспрессивный, какой-то… в общем, псих, в хорошем смысле этого слова.

– Псих, да.

– Да? Согласен?

-Бывает.

– Мне очень понравилось, журналист один написал, что каждое твое выступление – это как изгнание собственных бесов. Хотела спросить, ты на сцене и ты в жизни – есть различия лично для тебя?

– Конечно, сцена подразумевает некое перевоплощение, несомненно. Но никогда заранее не задумывается сценарий, динамика концерта. Это происходит благодаря зрителю во время выступления, благодаря его отклику.  Поэтому получаются разные состояния. Всё зависит от места, от публики. Стараюсь слышать всё, что происходит вокруг, что звучит в воздухе и транслировать то, что звучит во мне, сквозь меня. Как-то так.

Конечно, если быть предельно честным и искренним, то признаюсь, что бывают моменты, когда выпадаешь из происходящего на сцене. И начинаешь всё со стороны оценивать, а что там, а как там. Это очень плохо и этого нельзя допускать. Надо отдаваться процессу до конца и тогда всё будет честно. Даже если слажал где-то – это неважно, зато честно, это в потоке, это эмоция. А когда подходишь к выступлению рационально, мне это не нравится. И когда у меня бывают такие моменты, когда я рационален, зрители это тоже чувствуют.  Точнее, почти ничего не чувствуют, скажем так. Они понимают, что не происходит какого-то взрыва, какого-то изменения. Люди же приходят на концерт, чтобы получить что-то, какие-то ответы на внутренние вопросы или просто получить электрический заряд. Они должны уйти уже немножко другими.  Если этого не происходит: «Двоечка. Давайте дневник!»

– После твоих концертов, особенно если кто-то первый раз попадает, я думаю, он никогда уже не будет прежним.

Я готовилась к встрече с тобой, нашла интервью конца 2014 года. Это было во Львове. Я записала дословно, ты тогда сказал: “Если бы за 12 лет «Оркестра Че» мы сделали всё, что хотели, сейчас нас бы тут не было. Я надеюсь, что никогда не настанет осознание, что мы сделали всё. Мы не удалимся как Селинджер куда-то восвояси, жить отшельниками”. То есть спустя пару лет этот момент все-таки наступил?

– Мы взяли творческий отпуск, может быть длиною в жизнь, может быть в несколько лет, не знаю. Мы по-разному смотрим на дальнейшее развитие «Оркестра Че». Никаких конфликтов на человеческом уровне не было, никто никому рожу не бил. Сели, поговорили и разбежались. Общаемся все, что-то до сих пор вместе делаем в некоторых проектах, пересекаемся в творческом и в человеческом плане. Может быть произойдет опять какое-то качественное изменение – и мы соберемся. А если не будет желания вместе собираться, то этого не произойдет.

В 2014 году я мог говорить так, и это было верно на тот момент. Но время идёт, люди меняются, ситуация меняется, жизнь вообще это сплошные изменения. Так что одно другому не противоречит. Это другие точки времени и пространства. Сейчас так, это нормально.

– То есть это не точка, а многоточие?

– В любом случае, никто из нас не бросил музыку. Мне есть что сказать, я продолжаю говорить. «Мантры Керуака» – возник  такой проект, мы ездим, играем. Изначально “Мантры Керуака” – это были я и Артем Дяденко. Сейчас с нами ещё Саша Девяткин на клавишах. Мы интенсивно репетируем.

И с Сережей Жаданом и Турчиком, Женей Турчиновым, мы делаем “Линию Маннергейма”. В общем, всё происходит.

И ещё есть некоторые проекты небольшие. То есть в музыкальном плане каждому из нас есть что сказать, и мы продолжаем это делать.

Мы старались затрагивать темы живые, больные часто, иногда на грани патологии. Но жизнь полна всяких уродств. И если видеть только красоту- это не есть гармония.

А группировке “Оркестра Че”, к сожалению, на данный момент, вместе нечего сказать. И если происходят колебания диссонирующие, то общего организма не будет, не будет посыла, который был раньше. Достаточно логично, что на данный момент “Оркестр Че” закончился. Это ничего страшного. Я вообще не парюсь по этому поводу.

– Ты продолжаешься в творчестве.

В “Мантрах Керуака” ты задумывал изначально два человека, потом захотелось добавить больше звучания?

– Изначально мы репетировали втроем. Потом у Саши родился ребенок, у клавишника. И он в какой-то период выпал.

– Взял декретный отпуск.

– Да. Мы даже побаивались, что он вообще уйдет с коллектива. И мы начали вдвоем всё делать. Без разницы. Средств выразительности хватает. Но с Сашей, конечно, лучше. Потому что он тот человек, который обладает очень хорошим музыкальным вкусом. И он вернулся сейчас, мы продолжили  репетировать втроем. А возможно ещё и барабанщик появится. Но пока это держится в секрете. Уже происходит некоторая работа. Но я не хочу пока ничего озвучивать.

– Чем меньше людей в группе, это же по экономическим соображениям удобно. И вы можете более мобильными быть.

– Договориться легче опять-таки. Потому что у каждого свое видение. Бывает, конечно, что все совпадает. А бывает, что мнения расходятся и процесс глушится.

Сейчас мне нравятся такие минимальные коллективы, “Линия Маннергейма”, три человека. Мы ловим одну волну и нам очень легко договориться. Точно так же  “Мантры Керуака”.

Когда большой коллектив, семь человек в “Оркестр Че”было, это привело к неизбежному. Мы все меняемся и движемся в разные стороны. Может быть там пути-дорожки сойдутся, это было бы прекрасно, все очень хорошие музыканты, классные люди. И мы все предельно честны друг с другом по поводу того, что делаем. Поэтому вот так.

– А как это происходит? Вы берете какую-то песню, допустим, ты написал стихи или Сергей Жадан, начинаете ее репетировать, и должно всем шести или семи участникам группы нравиться, они должны это единодушно одобрить? Не бывает разве такого, что ты, как лидер коллектива, говоришь, что мы будем делать так?

– На каком-то первоначальном этапе “Оркестра Че” я позволял себе такие штуки. А потом я понял, что если все не будут кайфовать от того, что делают на сцене, то смысла и нет. Здесь же нет музыкантов на зарплате. “Оркестр Че” не коммерческий проект. Это всегда был коллектив, который в экспериментах, в поисках каких-то всё время находился. Для некоторых людей это всё было очень странно. Мы старались затрагивать темы живые, больные часто, иногда на грани патологии. Но жизнь полна всяких уродств. И если видеть только красоту- это не есть гармония.

Как говорил один человек, что такое счастье. Это круг.  И вот весь круг, весь спектр эмоций, ощущений, когда все-все части на месте, от низменных самых до самых высокодуховных – это и есть счастье. И всё, вот этот круг. А если одевать розовые очки и говорить: “Мы видим только хорошее, мы на позитивчике. Мы позитивчике, вы че, не грузитесь ребята!” Это бред.

Таких коллективов и так хватает. Ещё одним больше – не хочется.

– Раньше ты говорил, что по поводу музыкального жанра не заморачиваешься. Это было в “Оркестре Че”. В “Мантрах Керуака” так же, как пойдёт?

– Я даже не знаю, что сказать по поводу “Мантров Керуака” и жанров. Это просто абстракция и нагромождение звуков.

– Это просто мантры.

– Очень много нойза и импровизации там внутри. По поводу жанров – очень сложно определить. Это ближе к музыкальным перфомансам. Нет четкого определения жанрового. Это просто работа со звуком и с ощущениями. И немного с текстом. Это всё-таки песни. Это песни, которые каждый раз звучат по-другому.

– У тебя, достаточно только твои стихи прочитать, просто огромный словарный запас. Это черпается из книг, конечно.

– С детства любил читать. Спасибо маме.

– Это и сейчас в твоем творчестве очень помогает. И Керуак, видимо, тебя настолько впечатлил, что ты так назвал группу.

– Не скажу, что это один из моих любимых писателей. Хороший писатель, много интересного сделал в 60-е. Но признаюсь, словосочетание “Мантры Керуака” – просто понравилось, как это звучит. Хотя Керуак, конечно, глыба.

–  Есть какие-то произведения Джека Керуака, которые ты можешь выделить, проза или поэзия.

– “Бродяги Дхармы” , “В дороге” тоже, классическое произведение. Сейчас буду читать “Ангелы опустошения”.

Очень много людей национально сознательных. Хотя исповедовать национализм как некую застывшую идею – это уже со временем рискует переродится в тоталитаризм. Это как некая религия, которую можно трактовать как угодно. Этот неугоден, потому что он задает вопросы. А человек обязан задавать себе вопросы. Для меня прекрасный пример патриота – это Жадан. Который сегодня герой, а завтра все кричат: “Что он привез поэтессу из Луганска, предатель!” Жадан просто мыслящий человек, который пытается найти какие-то пути, для того чтобы кровопролитие прекратилось, чтоб страна вышла из этого штопора.

А вообще один из моих любимых писателей всё-таки Кортасар. Я так без вопроса перескочил на другую тему, прости. И Филипп Дик. Филипп Дик стилист, конечно, очень плохой. Но идеи, которые он в 60-е, 70-е выбросил в мир – это потрясающе. Супервизионер, очень крутой дядька и философ сильнейший. Просто со стилем сложно. А Кортасар – это какое-то пиршество ощущений и языка.

– Просто праздник какой-то.

Есть у меня такой вопрос ещё. В шоу-бизнес часто попадают через постель. В харьковской традиции в музыкальный андеграунд приходить через театр. Многие музыканты, Ката Леонова, Бабкин, он, конечно, уже больше к шоу-бизнесу относится, Олег Каданов тоже, ребята из Urbanistan. Может быть ты ещё кого-то добавишь, я не всех знаю.

Почему так получается?

– Во многом, то что происходило у нас, это было в общежитии Института искусств. А там, грубо говоря, полтора этажа актёров и семь с половиной этажей музыкантов из консерватории. И это общение неформальное, которое происходило в общежитии, не могло не рождать, не толкать, не мотивировать в музыкальном плане реализовать себя. Да и всегда в театралке – это обязательно кто-то с гитарой, на ступеньках сочиняются песни. Мы друг другу какие-то импульсы перебрасывали. Кто-то написал классную песню, и это является стимулом. Хочется тоже. Причем это не такое: “Вот он написал классную песню, я щас ещё лучше сделаю”. Нет. Ты получаешь такую духовную подпитку, тебя посещает такое вдохновение, что ты идёшь, садишься в своей комнате 416-й, или какой там, мы в разные годы в разных комнатах жили, и сидишь придумываешь. Потому что всё, процесс пошел, закипело, тебе передали этот олимпийский огонек. И очень круто, что это происходит. Театральные люди не чужды музыки. Это всё смежные сферы.

– Ты ведь уже занимался музыкой, когда решил, что пойдешь учиться на актёра?

– Ну как занимался музыкой… Я под гитарку уже сочинял какие-то там песни. Я очень поздно начал играть на гитаре. Только в 18 лет взял её в руки. Я больше сидел дома, читал книги. Иногда мы тусили с ребятками в детских садиках или в школах, на задних дворах. Кто-то там играл на гитаре, а я пел. А потом понял, что хочется независимости. Потому что тот не пришел, этот не пришел с гитарой. Мне хочется попеть, а я не умею играть на гитаре. Я брал на пол часа каждый вечер гитару. Мне показывали несколько аккордов, и я удалялся, чтобы не напрягать ничьи уши. Потому что первые дни, первая неделя, это очень ужасно для окружающих. Надо чтоб пальцы привыкли, укрепились, скоординировались, а дальше всё проще.

– Ты не скучаешь, не хочется тебе в театр? Или для тебя сцена, каждое твое выступление, и есть театр?

– Нет. Театр – это театр. Я, конечно, давно на театральную площадку не выходил. Но я думаю, что скоро выйду. Есть уже некие замыслы. Ну, во-первых, мы с Михаилом Кабановым сейчас сыграем по небольшой роли в фильме “Ворошиловград”. Ярик Лодыгин его снимает. (Фильм по одноименному роману Сергея Жадана планируют выпустить в прокат уже в 2018 году). Миша – Болик, а я Толик, контрабандист Толик. Я приоткрою чуть-чуть карты. Это не таетр, но тоже актерская практика. И осенью есть замысел попробовать себя в театре. Вернуться к этому.

– Это будет в Харькове?

– Да.

На самом деле, Харьков достаточная мощная творческая территория. И для многих других городов является некой меккой.

– Хорошо. А то разбегаются некоторые. Но потом возвращаются.

– Я совсем далеко от театра не убегал.

Получается, что мы немножко помогли Косте Васюкову в театре «Публицист» с музыкой к спектаклю. В театре кукол к «Чевенгуру» я тоже сделал около 50% музыки. И этой весной в Познани Юля Билинская ставила “Сон о лепшем краэ”. Стихи Жадана перевели на польский язык и сделали такой спектакль в театре анимации. Я полностью там всю музыку написал. Очень интересный опыт, хочется повторить.

– С кем ты дружишь из харьковских музыкантов? Кроме тех, которые играли в “Оркестре Че”.

– Был период, когда мы с Катей Леоновой очень близко общались. Сейчас не могу сказать, что перестали дружить. Просто, перестали так часто видеться. Но какая-то внутренняя любовь, все эти годы тесного общения не могут пройти мимо. С Моржиком дружим, с Белозеровым Сережей. Тоже не часто видимся. Да почти со всеми. Харьковская тусовка уникальная. В других городах всегда удивляются, почему так происходит: все музыканты друг друга знают, все друг другу помогают. У кого-то не получается сыграть, передоговорились и сыграли. Все друг с другом играют, ездят, выручают, всё круто. Мало таких музыкантов, наверное, кто друг друга не знает и не соприкасается. Все общаются, все товаришують.

А из молодых музыкантов мы очень дружим, и они меня радуют в музыкальном плане, как они за последние полтора года выросли, это Urbanistan. Тот альбом, что они выпустили совсем недавно – это уже вчерашний день, но им надо было расставить точки. А вот их новый материал – это потрясающе, это другой уровень, это очень мощно. И мне радостно, что ребята не останавливаются, не эксплуатируют какие-то там свои предыдущие наработки, а двигаются вперед.

И SHKLO тоже классные.

– Делитесь музыкальными инструментами, когда надо?

 – Бывает, конечно. Всякие технические штучки. И это очень круто. Потому что в других городах я слышу другие штуки: “Мы вас не знаем, чуваки. Не-не, помогать не будем”. А на самом деле, чем шире тусовка, чем больше идей, чем больше людей общаются, тем все становятся богаче – это симбиоз. А когда: “Вы нам конкуренты!” – это такое очень ограниченное мышление. И оно тормозит в первую очередь человека, который так думает.

– Я со своей стороны, как зритель, могу тоже добавить. Раньше в PINTAGONe часто были концерты, сейчас больше в ART ARIA переместились все, даже если взять какие-то фестивали – те же самые люди везде. Получается, что люди либо ходят на концерты постоянно, либо не ходят совсем. Когда мы собираемся в маленьком пространстве с друзьями, уже шутим, что вот сейчас парень с бородкой подойдет и ещё девочка с кудряшками. Если ещё до сих пор лично не со всеми знаком, то в лицо знаешь практически всех. Так что тусовка зрителей тоже существует.

– Да. Есть просто такая туса в Харькове, творческая.

Многие чувачки, которые здесь живут, думают: “Та шо там Харьков”. На самом деле, Харьков достаточная мощная творческая территория. И для многих других городов является некой меккой.

– Где сейчас больше твой дом? Ты из Ивано-Франковска, много лет живёшь в Харькове, где больше ощущение дома?

– Я не могу сказать, что есть где-то больше. В Харькове я живу, потому что здесь делаю музыку, и куча друзей здесь. Я врос давно в Харьков.

Но на самом деле, в последние годы, уже лет 5-6, приезжаю в Ивано-Франковск и понимаю, что вот это моя родная земля. И именно на этой земле я получаю подпитку. И каждый год я обязательно в Карпаты стараюсь ходить. И после КАПУКАФЕСТа обязательно поеду в Прикарпаття и в Ворохту к друзьям, поиграть музыку с братьями Сказковыми и пойти в горы. Эта та подпитка, которая мне необходима. Летом мы отдыхаем, кому-то надо на море, кому-то ещё куда-то, а мне в Карпаты, обязательно. Это помогает мне потом весь год.

– Ты весь сейчас просиял просто.

– Это родина. Батьківщина.

– Харьков – это моя родина. Но летом здесь не хорошо. Очень жарко и пыльно.

– Зато в Харьковской области есть очень много мест. Сам Харьков да – летом тяжелое место, не спорю. Но есть возможность в Змиев поехать, там прекрасные места, в Двуречная, под Изюмом потрясающие места, леса какие. Всё есть и в Харьковской области тоже. Но опять-таки, мои корни зовут меня туда.

– Ты получается, такой прочный мостик, мост, я бы даже сказала, между Восточной и Западной Украиной. Чувствуешь, что на тебе большая миссия, ответственность? Потому что такие люди очень важны, я в этом уверена.

–  Да, сейчас сознание такое, в связи, конечно, со всеми этими событиями в Харькове, появилось. Очень много людей национально сознательных. Хотя исповедовать национализм как некую застывшую идею – это уже со временем рискует переродится в тоталитаризм. Это как некая религия, которую можно трактовать как угодно. Этот неугоден, потому что он задает вопросы. А человек обязан задавать себе вопросы. Для меня прекрасный пример патриота – это Жадан. Который сегодня герой, а завтра все кричат: “Что он привез поэтессу из Луганска, предатель!” Жадан просто мыслящий человек, который пытается найти какие-то пути, для того чтобы кровопролитие прекратилось, чтоб страна вышла из этого штопора.

– Война продолжается уже несколько лет.

 – Власти выгодно иметь эту незаживающую рану. Потому что это контрабанда, торговля оружием и всё остальное, масса всяких схем у них там работает.

– Делают деньги на этом.

 – Да. Делают деньги. И ещё это некие рычаги управления политические. Всё это очень стремно.

– Если рассматривать жизнь как противостояние добра и зла, чего сейчас больше? Хотя с другой стороны, не будет зла, мы не сможем различить добро.

– Да, конечно.

Времена жесткие. Порог жестокости такой высокий сейчас! Но тем не менее, добро никуда не девается. Сознание чистое оно укрепляется только за счет вот этих давлений мощных со стороны каких-то темных штук. И опять-таки, свобода – это то, что больше связано со злом. Мы живем в материальном мире, будет и то, и то всегда. И я не верю, что воцарится какое-то там царство зла. Такого быть не может. Никогда. И когда мы окунаемся в какие-то низменные штуки, то это только для того, чтобы переосознать что-то. Это всё очень интересно, то что здесь происходит.

Татьяна Леонова