Фотограф Евгений Курилко
Артем Вусик известный в Украине режиссер. Ходят слухи, что до того как пойти учиться на актера, Артем ни разу не был в театре, поэтому придумал его сам. В студенческие годы вдохновлялся творчеством эпатажного режиссера Андрея Жолдака.
Сейчас рядом с именем Артем Вусик можно найти прилагательное «гениальный», а мы лично слышали словосочетание «сумасшедший гений». На его счету – постановки для театра имени Леси Украинки и Першого театру во Львове, театра драмы и музкомедии в Сумах, но харьковчанам он больше знаком благодаря своей актерской и режиссерской работе в театре «Прекрасные цветы». Этот театр был создан Артемом и его друзьями после окончания института. Команда театра работает в собственном, придуманнном ими жанре.
Еще Артем Вусик играет в кукольном театре, преподает в школе актерского мастерства «Тесто» и мечтает, чтобы у театра «Прекрасные цветы», наконец-то, появились конкуренты. Даже готов всячески их поддерживать и помогать.
В интервью Mykharkov.info Артем Вусик рассказал в чем секрет успеха театра «Прекрасные Цветы», об отличии актера-кукольника от «драматюка», о своей работе во Львове и Сумах, о спектаклях театра «Прекрасные цветы» и школы «Тесто», об особенностях театра и публики в разных городах, об отношении властей к искусству. Мы также услышали твердый, аргументированный ответ на наш традиционный вопрос, где сейчас находится культурная столица Украины.
Мы начали разговор с постановки «Чевенгур» в Харьковском театре кукол, где играет Артем. Этот спектакль показывали в рамках театрального фестиваля Parade-fest, в организации которого театр «Прекрасные цветы» принимали активное участие.
– Давно хотела посмотреть «Чевенгур», но он в репертуаре пару раз за год. Не попадала никак. Вот наконец-то на Parade–fest появилась возможность посмотреть именно тот спектакль, который хочется. Почему его практически нет в репертуаре кукольного театра?
– Это к вопросу о требованиях нашей публики.
У него не громкое название а-ля Казанова. Он достаточно сложный, не на массового зрителя, это не развлекательный спектакль. Он сделан полностью в форме театра кукол – куклы работают весь спектакль. Но он очень глубокий и, насколько я знаю по моим разговорам с режиссером Оксаной Дмитриевой – это ее любимый спектакль.
Но он заходит сложно публике, поэтому играется не так часто, как остальные. Наверное, из-за своей темы. Из-за того, что он такой, наверное, тяжелый для восприятия. Но я очень люблю этот спектакль и мне кажется, что он просто недооценен. Может он не дождался еще своего времени. Хотя сейчас он как раз звучит. Он был создан еще до майдана, а сейчас он вдвойне актуален.
– Ты там актер-кукловод?
– Да, кукловод. Я актер-кукольник по образованию.
Фото Евгений Титов. Харьковский театр кукол, “Чевенгур”.
Пожалуйста, хватит бояться своей некрасоты. Вы не можете быть некрасивы. Вы естественны и этим красивы
– Я бы не сказал, что я от этого отошел.
Школа кукольника отличается от школы драматического актера. И ту школу, которую я получил на факультете, те навыки актера театра кукол, я их переношу в наш театр. Где-то мы используем элементы театра кукол, будь то просто перчаточная кукла, будь то работа с тенью, как в «Жире», будь то работа с масками, как в «Красном», будь то работа с телом даже, как в «Дракуле». И ту природу, тот способ работы, который актер-кукловод переносит на работу с объектом, с куклой, я переношу на свое тело.
По сути, этим и славится театр «Прекрасные цветы» – своей точностью, филигранностью, математичностью сказанного в театре. И ноги растут от театра кукол. Потому что кукла не может ничего делать лишнего. Если нужно посмотреть, она берет и смотрит. Драматический актер, не будем привирать, но может где-то позволить чуть-чуть приукрасить, чуть-чуть переиграть. Это я говорю про плохие театры и плохих актеров.
И я очень хочу, чтобы люди активировались. Я не вижу нового движения, я не вижу новых театров. Мы выпустились с ребятами когда-то, в 2011-м мы создали театр. Где все остальные? Люди выпускаются, почему нету движения? У меня тут тоже есть небольшая такая претензия в театральное пространство Харькова, где молодые, где выпускники?
– Образование, школа кукольника позволила тебе лучше почувствовать свое тело? Эта пластика, на которую мы все ходим любоваться, она, в том числе, идет от работы с куклами?
– Я думаю, что да. Потому что театр кукол – это все-таки визуальное искусство.
Есть театр переживаний и театр представлений. Театр кукол – это больше театр представлений, так как кукла не будет страдать и переживать. По сути первые несколько спектаклей театра «Прекрасные цветы» больше построены на форме, это театр художника, это мой способ работы.
У нас еще в театре есть Игорь Ключник, который отличается своим щепетильным отношением к телу, к филигранности исполнения, хотя он драматюк. Драматический актер, я хотел сказать, Игорь, извини. Это просто вечная вражда в институте между кукольниками и драматическими актерами. Драматюк – это драматюк, а кукольник – это не актер.
Читайте также: Режисер Ольга Турутя-Прасолова: «Треба від радянської культури переходити до сучасного українського театру»
– В Харькове такие тенденции, что кукольники драматюков начинают побеждать. Маскируясь под драматический театр, кукольники плавно обращают всех в свою веру. В театре Пушкина режиссер Ольга Турутя-Прасолова в своих постановках тоже делает акцент на визуальный ряд. Просмотр спектаклей, которые она ставит, напоминает просмотр открыток. Актеры то и дело замирают на сцене на мгновение, а зритель любуется очередной прекрасной картинкой.
Вот и ты потихоньку подтягиваешь своих соратников в спектакли «Прекрасных цветов». Дима Третьяк, например, играет уже в третьем вашем спектакле. В общем, достойная оборона Игорю Ключнику. Хотя я была на “Антоне и Наташе”. Ключник, то есть Наташа, до сих пор стоит перед глазами.
Давай про «Чевенгур» закончим. Олег Каданов написал музыку к этому спектаклю. Это тогда возникла идея позвать его на свой спектакль уже в качестве актера?
– Нет. С Олегом мы знакомы еще со студенческих лет. Когда я был на втором курсе, он меня пригласил принять участие в их театрализованном концерте, который проводился в ДК Связи, в качестве актера-перформера. Мы там были перформеры вместе с Мишей Кабановым, я, Виталик Бурлеев, который сейчас работает в театре кукол, и Аня Семенихина, но она уехала. И это был не просто как один перформативный акт Кабанова, а некое расширенное представление. Музыканты были не так важны, как перформеры, как актеры.
Так завязалось наше знакомство. Потом Олег, по сути, ушел от театра. У него был один спектакль в Доме актера “Пойдем, нас ждет машина” от театра «Новая сцена».
Когда я начал работать над «Антоном и Наташей», я долго подбирал актерский состав. Для меня очень важно было взять актеров разных формаций и поколений. Так и получилось. Дима Третьяк – это самое молодое поколение, затем идет наше с Игорем Ключником, затем Олег Каданов, затем Армен Калоян. То есть это было одним из концептуальных решений. Потому что сам спектакль построен на постоянных сменах жанров, сменах стилей, сменах динамик. И здесь тоже важна была очень разнородная мужская консистенция с разными школами.
– Да, в этом спектакле видна разная игра, разный подход актеров к работе. Это было заметно. «Антон и Наташа» вообще необычный по своей композиции спектакль. В принципе, как и все, что ты делаешь. Мы еще поговорим о “Прекрасных цветах”.
Фотограф Екатерина Переверзева. Артем Вусик
– Ты сейчас вернулся со Львова, где поставил уже свой третий спектакль.
Кто ты сейчас больше, актер или режиссер？
– К сожалению, получается, что режиссер. Я уже, честно говоря, соскучился по актерству, чтобы уже что-то новое сделать в качестве актера и не париться, не думать по поводу всей общей картинки, всей этой масштабной работы.
Но как-то так складывается, что туда пригласили, туда пригласили, сюда, возникают новые мысли… Грех жаловаться, на самом деле. Получается последние три работы – это режиссерские, а актерских меньше.
– Давай их назовем.
– Вот с конца, последняя премьера во Львове “Джалапіта” в Першому театрі, потом “Антон и Наташа” в «Прекрасных цветах», перед этим “Любовь” в Театре Леси Украинки во Львовe. Ну, и «365», гдe я и в качестве актёра, и в качестве режиссёра.
В контексте мировом, даже в контексте харьковском, это нормальный простой спектакль. Но для Сум это просто-таки авангард. Хотя он таковым не является. И нужно такие спектакли играть и показывать, что это не авангард, это норма. Что сегодня может быть и такой театр, поймите, примите, привыкните.
– Мы знаем тебя как харьковского режиссера и актера. И некоторые упускают из внимания тот факт, что для большой, серьезной сцены, не любительской, твоя работа как режиссера началась во Львове.
– Да.
– Если бы не Алексей Коломийцев, ты бы этим начал заниматься, но позже или вообще не задумывался бы? Ведь, когда он тебе предложил, ты не сразу согласился.
– Я думаю, что так или иначе, рано или поздно, но это желание возникло бы. Потому что по сути наши первые 3 спектакля в «Прекрасных цветах», мы сами себе там режиссеры и драматурги, и актеры.
Поэтому режиссерская, такая креаторская работа началась сразу же с возникновением театра. Понятно, что там это была коллективная работа, но какие-то предпосылки я в себе уже ощущал. Работа над “Дракулой” в «Прекрасных Цветах» началась параллельно с работой над “Превращением” в театре Лeси Украинки. Просто пришлось прерваться на «Дракулe» и пойти поставить в театре Леси «Превращение».
Хронологически первая была премьера “Превращение”, но работа над «Дракулой» началась раньше.
Фотограф Анастасия Мантач. Театр “Прекрасные цветы”, “DRACULA”
Ладно Львов, который привык к веянием с Европы, ладно Харьков, где достаточно большая творческая тусовка, эти люди, пусть не все, но более-менее готовы к экспериментам. Как Сумы восприняли достаточно эпатажный спектакль? Они были готовы к твоему творчеству и твоему видению театра?
– Знаешь, мне кажется, что они готовы, но они сами об этом не знают. Почему? Потому что сам спектакль, глядя на себя сегодняшнего, он простой, отчасти даже такой примитивный и иллюстративный.
Вот кстати, Антон Меженин звонит, который худ.рук. в Сумах. Чувак, я тебе позже перезвоню…
В чем прелесть, в том, что язык, который мне близок, язык символов, язык телесного высказывания без единого слова – он был воплощен благодаря работе с балетом.
И когда Антон Меженин позвонил и предложил ставить в Сумах спектакль, я сказал хорошо, но буду работать с балетом. Потому что они более физически подкованы. Потому что драматические актеры, хоть я их ещё и не видел, но подозревал, что нет, это должен быть балет, что это физика, это пластика. Мы на этом сошлись.
Я познакомился с балетом, это оказались очень классные ребята, которые принимали полностью мои предложения. Сначала для них это было сложно, для них это было дико. Они просто не могли не смотреться, когда мы репетировали, в зеркало, постоянно думать о том, как они выглядят.
Я им сказал: «Пожалуйста, хватит бояться своей некрасоты. Вы не можете быть некрасивы. Вы естественны и этим красивы».
Но школа, по которой их учили – нужно, чтоб рука так, голова так. И мне приходилось чуть ли не завешивать это зеркало, чтобы они не смотрелись в него. Тут поломать было нужно. Поэтому вначале достаточно долго ребята понимали мой язык, чего я от них хочу, но затем мы вышли на общую волну. И они тоже сокреаторы. Они предлагали то или иное решение сцены через свой танец. И получился спектакль, который очень многим зашел.
Меня вдохновляет естественность и простота. И природность человека. Сейчас такое время, когда ценится что-то простое и настоящее. Потому что сейчас не 90-е, не 2000-е, когда нужно делать какую-то форму. Чем ты проще, чем ты трушнее, такой, какой ты есть, тем ценнее.
Но всё-таки в Сумах аудитория, наверное, оказалась не совсем подготовленная. Я не знаю, как часто сейчас играется этот спектакль, не каждый раз в месяц. Но мне кажется, что это такой небольшой фейл директорского аппарата. Когда у нас Жолдак появился, это тоже было: «В смысле, это театр? Это вы называете театром?»
Не нужно бояться того, что это непривычный спектакль. В контексте мировом, даже в контексте харьковском, это нормальный простой спектакль. Но для Сум это просто-таки авангард. Хотя он таковым не является. И нужно такие спектакли играть и показывать, что это не авангард, это норма. Что сегодня может быть и такой театр, поймите, примите, привыкните.
Не знаю, он идет, но не с аншлагами. Худсовет его принял, актеры благодарны, это был для них другой способ работы. Но какая у него сейчас жизнь, я честно говоря, не знаю. Это была премьера в 2016-м. Прошло уже два года, даже три.
– Ставить для Сум, наверное, еще круче, чем ставить спектакли во Львове, где у тебя их уже три. Потому что там найдется публика для любого театра. А в Сумах действительно есть те, которые еще не знают, что они ценители такого. Ты приезжаешь туда и раскрываешь потенциал города.
Так же как у танцоров балета произошло. Как ты их раскачивал, растанцовывал, чтобы они забыли о своей академической выправке?
– Я проводил актерские тренажи. Наоборот, требовали от них полного освобождения тела от привычных стереотипных поз. Я пытался немножко сломать их способ мышления тела. И по сути через актерские тренажи получилось, мне кажется.
– Я читала, что ты черпаешь вдохновение, наблюдая за прохожими, особенно за странными, которые как-то не так ходят, не так себя ведут, ты перенимаешь их повадки и потом используешь это в спектаклях.
– Сейчас я это больше использую в stories в Instagram. Но, действительно, встречаются персонажи, которым прям хочется добавить акцент, нюанс, подзвучку в моем случае и все, пошли внутренние монологи, какие-то их мысли. Меня вдохновляет естественность и простота. И природность человека. Сейчас такое время, когда ценится что-то простое и настоящее. Потому что сейчас не 90-е, не 2000-е, когда нужно делать какую-то форму. Чем ты проще, чем ты трушнее, такой, какой ты есть – тем ценнее.
– Раньше пытались казаться больше, чем быть. Сейчас просто внешне, а внутри целая вселенная. Происходит тенденция ухода от материального. Ну, мне так кажется, потому что я много в творческой среде общаюсь. Мне хочется думать, что это повсеместное явление.
И вот пришло время моего любимого вопроса. Я его задаю абсолютно всем. Ты можешь ответить объективно, так как поработал во Львове плотно, где у тебя уже три спектакля, и работаешь в Харькове.
Где сейчас культурная столица Украины?
– Харьков, конечно. Я никогда не перестану это утверждать.
Да простят меня все киевские театральные деятели. Киеву повезло, потому что там больше движения, пиара, там есть инструменты, для того чтобы сделать того или иного театрального деятеля или представителя распиаренным. В Харькове этого меньше, к сожалению. Но я считаю, что здесь происходят очень классные, настоящие вещи.
Я Львов очень люблю, но для себя я там пока не нахожу что-то из театрального движения, что бы меня привлекло. Единственное, что для меня было открытие, это постановка Игоря Белеца «Боженька». Которая, кстати, была представлена на Parade-fest.
Моя постановка «Превращение» по Кафке во Львове, тоже очень пластическая драма, где единственное средство выразительности – актерская игра, различные символы, которые по сути дублируются в «Шинели». И меня удивило, что для львовян это было что-то прям супер-новое. Для меня это было странно, потому что чуваки, вы же живете рядом с Польшей. А в Польше там театральное движение эге-гей, они опережают нас лет на 15-20. Но при этом Львов почему-то это не берет. Они крутятся в каком-то своем аутентичном, нарочито украинским, не поймите меня все неправильно. Не происходит чего-то, что можно было бы назвать не типичным, не стандартным.
В Харькове – да. Киев для меня в этом случае спорный. Опять-таки это дело вкуса и предпочтений, но некоторые спектакли, которые считаются так или иначе какими-то важными, я понимаю, что для меня это не работает.
Хотя какой критерий? Сейчас очень важно определить критерий для оценивания современного театра. Но раз уж ты задаешь этот вопрос мне, то я говорю, что для меня культурная столица – Харьков, какая она была, такой она и останется.
И я очень хочу, чтобы люди активировались. Я не вижу нового движения, я не вижу новых театров. Мы выпустились с ребятами когда-то, в 2011 мы создали театр. Где все остальные? Люди выпускаются, почему нету движения? У меня тут тоже есть небольшая такая претензия в театральное пространство Харькова, где молодые, где выпускники?
Ну может еще театр «Соль», который перебазировался в театр Пушкина. Это отдельный микроорганизм в большом организме. Но для меня очень странно, что не возникает независимых молодых коллективов. Нам, театру «Прекрасные Цветы» не хватает конкуренции, к сожалению.
Не знаю, можно ли назвать нас конкурентами, потому что мы работаем в несколько разных областях, но после спектакля «Антон и Наташа», наверное, можно сказать, это Театр абсурда «Воробушек». Потому что они достаточно прогрессивные, они делают классные смелые вещи, их это прет и при этом они не заканчивали театралку. А те, кто закончили театралку, я их не вижу.
Фотограф Полина Карпова. “Антон и Наташа в поисках смысла жизни”, театр “Прекрасные цветы”
– Вы много делаете для этого. Вот опять же Parad-fest вполне возможно кого-то вдохновит и даст новый виток развития театрального Харькова. Это возможность посмотреть новые, интересные, не избитые спектакли.
– И, конечно, школа актерского мастерства «Тесто». Сейчас самое время о ней поговорить. То, что люди приходят к вам, отдыхают, тусуются, при этом как-то себя развивают, раскрепощаются, какие-то навыки приобретают – это одно. Но вторая сторона этого всего, вы же обращаете в свою веру, вы популяризируете театр. И это, наверное. главная миссия.
Я уверена, что не все даже были на ваших спектаклях до того, как попали в актерскую школу «Тесто». И плюс ко всему, у вас уже много постановок от учеников, я была на некоторых, и они прямо очень сильные. Вот кому Воробушек может составить конкуренцию, может этим спектаклям от школы «Тесто», а «Прекрасным Цветам» всё-таки нет, мне кажется.
– Я думаю, что особенно последние выпуски школы «Тесто», они реально могут быть полноценными спектаклями, и играться просто в репертуаре. Я думаю, что со временем возникнет такой блок, как театр «Тесто». Чтобы те спектакли, которые создали выпускники, не заканчивались и не умирали одним показом после выпуска. Потому что последние несколько работ реально мощные. Они сделаны педагогами, режиссерами «Тесто», но ещё и актерами-аматорами.
– Можешь назвать эти спектакли?
– Это спектакль «Тили-тили тесто» выпуск Ксюши Черкашиной и Маши Бораковской, это спектакль «Я тебе лгала» выпуск мой и Нины Хижной. Затем предыдущий курс, тоже моя работа с Леной Апчел, которая сейчас стала главным режиссером в театре Леси во Львове, это спектакль «Семейный».
– «Семейный» я два раза посмотрела с удовольствием.
– Это три мощных работы. И еще сюда можно отнести спектакль, даже перфоманс больше, «Черная Пятница», тоже Ксюши Черкашиной и Маши Бораковской. И тоже такой первый блин, первый выпуск первого третьего курса – это спектакль по Хармсу.
– «Молоток во рту». Ну, он крутой. Мне он очень понравился. Почему блин?
– Потому что у людей работа. У всех студентов школы тесто еще своя официальная работа, они не могут уделять театру так много внимания как те, кто им занимаются профессионально. Поэтому спектакли повторять сложно. Одно дело, когда человек себе спланировал на эти 2-3 месяца, что я 3 раза в неделю хожу в «Тесто», потом у меня выпуск, и на все остальное я забиваю.
А потом жизнь продолжается, и сложно собрать 10-15 людей и снова повторить спектакль. Тем более учитывая, что у них отсутствует актерская техника фиксации, память физических действий, все эти навыки, которые не зря все-таки 5 лет нарабатываются в институте, они важны.
– Мне кажется, что главный критерий – это фанатичность отношения к профессии. Когда человек выходит на сцену и его не прет, тут не важен ни талант, ни работа. Все будет работать на зрителя, если исполнитель заражен. Если он просто лучеиспусканием весь зал осеевает, сиянием своим.
– Ваши ученики приходят отформатированные через 2 месяца на репетиции?
– Да, потому что оно теряется. Здесь постоянно нужно поддерживать себя в тонусе.
Но так или иначе, эти 5 спектаклей могли бы реально представлять из себя репертуар, на который можно было бы ходить. По мысли, по своему исполнению, они очень достойны того, чтобы они игрались на постоянной основе.
– Я была на «Салтовской весне», там был спектакль «Семейный» в программе и полый зал довольно случайной салтовской публики, можно сказать, не подготовленной. И «Семейный» очень зашел всем. Я еще подслушивала, что говорят зрители, они были довольны и спрашивали, что это за театр. А у ребят же еще название с юмором «Очень известный театр».
– В одном из своих интервью, еще пару лет назад может, ты сказал, что у вас мечта – своя площадка для театра «Прекрасные Цветы». Вот еще до того, как в большом зале оперного театра с аншлагами прошел спекталь «365» с симфоническим оркестром, ты говорил, что вам не нужны большая сцена, большой зал, хватит 100 мест. С тех пор что-то изменилось? Амбиции возросли? Ну что такое сейчас 100 мест для «Прекрасных цветов»?
– Да, я понимаю. Это такой спорный вопрос. Сейчас мы себя нормально чувствуем в том плане, что мы постоянно перемещаемся. И у нас есть спектакли кардинально разные по своей атмосфере, и от этого зависит выбор площадки. Мы сейчас играем на 4х сценах по сути. Дом актера, галерея «Come in», большая сцена ХАТОБа и ТКЦ, это бывшая малая сцена ХАТОБА.
Для того, чтобы иметь свое помещение, со всем оснащением, со всей ерундой, во-первых, мы туда не сможем перенести другие спектакли, если оно будет на 100 мест. И вообще, его нужно будет постоянно поддерживать к жизни… Не знаю.
Читайте также: «Антон и Наташа в поисках смысла жизни»: полет в оркестровую яму
– Вам 100 мест мало. Плюс у вас выпускники из «Тесто» будут постоянно нуждаться в площадках для своих спектаклей.
– По большому счету город уже должен был бы нам выделить помещение и сказать, всё давайте. Потому что очень много помещений есть, которые мы бы своими силами могли адаптировать под театр. Которые сейчас просто стоят никому не нужные, заброшенные. Но возникают просто какие-то клубы, очередной ресторан. Потому что культура – она не приоритетна для нашего министерства, к сожалению. Это не то, чтобы жалоба, это факт.
У нас был такой скрутний период, когда мы только начинали, был второй спектакль или третий, и было предложение поехать в Индию на фестиваль. Организаторы все оплачивали, кроме перелета. А перелет в Индию нормально стоит.
И мы решили пойти в город, в наш горисполком: «Фестиваль идет 15 лет, он супер раскрученный, впервые есть возможность представлять Украину на этом театральном фестивале. Вот нас пригласили, мы прошли отбор, помогите нам в плане финансирования, оплатить перелет. Это Харьков, это наше лицо». При этом мы услышали, что мы можем вам выделить 1000 грн через год.
Поэтому, наверное, тут никогда ничего не поменяется, нужно быть просто супер-независимым или найти какого-то мецената, который готов: «Ребята, я люблю театр, я готов, вот вам мешок денег, пожалуйста, сделайте все как нужно, я вам доверяю». Ну, и привязываться к городу, к нашим властям как-то не хотелось бы, потому что это, наверное, сразу подразумевает, что мы будем что-то должны, а этого не хочется
– Ну, да, если власти дадут денег, надо будет выступать с баннером на заднем фоне и говорить благодарности. А цена, это какой-то билет в Индию, который для них пол лавочки.
– Да, пол лавочки.
Спектакль “ЖИР”, театр “Прекрасные цветы”
– Я, кстати, недавно думал об этом. Только мне казалось, это Пушкин говорил, что талант это 10% дара и 90% труда, как-то так, не помню, как это дословно. Либо я просто перекрутил цитату Эдисона.
–Да ее уже все перекрутили. Возможно, даже сам Эдисон. И Борис Гребенщиков что-то говорил на эту тему. В общем, она довольно распространенная.
– Очень это всё, на самом деле, относительно. Безусловно, не обойтись без пахарьства, без постоянной работы, требований и претензий к себе, без планки, которую ты сам себе постоянно поднимаешь и говоришь, что здесь я должен сделать лучше, чем я вчерашний. И всё-таки врожденная штука имеет значение. Не знаю, как это назвать, талант, просто предрасположенность.
– Мне такая точка зрения импонируют. Бывает же, когда просто не твое. Зачем 10 лет биться в эту стену, как мой сосед, и играть на скрипочке, если не получается. Лучше остановиться и заняться чем-то другим. Программируй, делай что угодно, зачем ты эту скрипку мучаешь?!
– Актер – это тоже неоднозначно. Нет единого описания хорошего актера, талантливого. Имеет значение школа, какие-то личные предпочтения. Потому что если сейчас пойти в наш театральный институт и спросить, какой самый лучший театр в Харькове, то найдутся люди, которые скажут, что для них самый лучший театр «Прекрасные цветы», а кто-то скажет, что для него лучший театр Шевченко, кто-то любит театр Пушкина, кто-то кукольник до мозга костей и все остальное не принимает.
Так что тут тоже зависит от того, как актер себя настраивает, его вектор продвижения. Я тоже в чем-то не силен в актерском плане. Не совсем в актерском, а вот у меня, например, нет слуха, реально нет слуха.
– Я уже от тебя это слышала где-то в интервью. Но я видела, как ты танцуешь, какой-ты ритмичный. Как это у тебя нет слуха?
– Ну, так, нет. Это чисто индивидуальные штуки. Одному кто-то кажется талантливым, а другому бездарем.
– А, я считаю, что если это талантливо, то независимо от того, какой жанр ты любишь, тебе понравится и это тоже. У меня нет любимого театра, есть хорошие спектакли и не очень. И в музыке тоже самое, нет прям вот одного любимого направления.
– Мне кажется, что главный критерий – это фанатичность отношения к профессии. Когда человек выходит на сцену и его не прет, тут не важен ни талант, ни работа. Все будет работать на зрителя, если исполнитель заражен. Если он просто лучеиспусканием весь зал осеевает, сиянием своим. И всё.
– Я когда говорила с Олей Турутей-Прасоловой,она восхищалась тем, что ты сделал во Львове в театре Леси Украинки. Она сказала, что ты как будто покусал там всю труппу, и все стали маленькими вусиками.
Жанр у “Прекрасных Цветов” преимущественно бессловесный. Это открывает возможность для заграничных гастролей, так как нет языкового барьера. Вы где-то выступаете с «Прекасными цветами» кроме Украины?
– Да, сейчас уже чуть-чуть меньше, но мы много где побывали. Мы играли спектакли в Германии, в Польше, в Европе больше негде, но зато мы ездили со своим спектаклем в Коста-Рику, в Латинскую Америку. Нам повезло, мы прошли отбор и показывали там «Жир». Конечно, отсутствие языкового барьера помогает.
– В «Жире» текст есть.
– В Жире» текст есть, но там одна сцена с текстом, мы ее перевели на английский язык.
А в августе мы поедем в Литву со спектаклем «365», правда там будет играть местный оркестр. Это будет громкий фестиваль в Клайпеде, 21-й Международный фестиваль оперной и симфонической музыки «Музыкальный август на взморье». И мы с этим спектаклем как хедлайнеры фестиваля.
И сейчас у нас уже появляются спектакли со словами, тот же «ДПЮ», хоть мы его и меньше играем, «Антон и Наташа».
– Вначале вы вообще от слов отказались, и вот в ваших спектаклях появились тексты. Почему так? Появилось, что сказать?
– Эта опция с текстом нам в первое время была не нужна. Нам достаточно было наших средств выразительности: пластики, юмора, тетра символов. Но сейчас мы почувствовали, что такое ограничение для нас узкое, нам нужен еще текст в качестве дополнительного инструмента. Мы доросли до теста и можем сейчас им работать, опанувати еще и эту дополнительную опцию.
Не знаю, каким будет наш следующий спектакль, не исключено, что он будет не таким текстовым, как «Антон и Наташа», но работа с текстом уже не табу для нас. Уже нет такой концепции – никакого текста. Наоборот, хотим больше делать то, что мы еще не делали, хотим экспериментировать.
– Почему Дениса Чмелева сейчас нет в «Прекрасны цветах», точнее почему так мало?
– Потому что он перенаправил вектор на музыкальное движение. В Киеве он презентовал свой новый музыальный проект, «Бабадук» называется. Но он приезжает, играет в наших спектаклях.
– В тех, в которых был раньше задействован, не в новых. Он очень классный актер, как он мог это бросить?
– Это к вопросу о честности. Если ты понимаешь, что, например, не то, чтобы пропал интерес… Это честно по отношению к зрителю не выходить на сцену тогда, когда ты не хочешь туда выходить. Денис – человек постоянно ищущий, ему нужны перезагрузки. Возможно, в следующем спектакле он будет играть.
Фотограф Александр Поддубный. Отцы-основатели театра “Прекрасные цветы”: Игорь Ключник, Артем Вусик, Денис Чмелев.
– Нет, здесь нет такого, что он уже ушел. Тем более сам театр «Прекрасные Цветы» сейчас развивается, мы экспериментируем с проектами, сотрудничаем с приглашенными актерами. И это нормально, не закрываться в свою систему существования, а экспериментировать и расширяться. И только тогда будет какой-то рост и не будет опасности остаться в своем болоте.
– То, что у вас задействован Сергей Бабкин со Снежаной Бабкиной в двух спектаклях, вам помогло представить их более широкой аудитории, например, поездить с гастролями?
– Конечно, помогло, чего тут лукавить. Во многом благодаря его медийности у нас получился украинский тур. Тут каждый получает то, что он хочет. Потому что для Бабкина это важная составляющая его творчества, так как по образованию он актер, и он классный актер. И Снежана тоже по образованию актер. Они сами проявили интерес к нашему театру и сказали, мы хотим с вами. И мы не отказались, приняли. Поэтому тут нечего лукавить.
И при этом я понимаю, что мы не тот театр, который будет выезжать только на известном имени. Поэтому мы делаем другие спектакли абсолютно независимые от Сереги, учитывая его график. И я надеюсь, театр «Прекрасные Цветы» известен не только благодаря Бабкину.
– Нет, не только. Я знаю людей, которые совсем не любят театр, никогда туда добровольно не пойдут. Но при этом с удовольствием ходят на все спектакли «Прекрасных Цветов». И таких людей немало. Поэтому, если в Сумах кому-то не зашло, то здесь идет на ура.
– В Харькове всех Жолдак подготовил, размял публику.
– Может ты что-то хочешь сказать нашим читателям, вашим зрителям, харьковской городской власти, передать привет?
– Я уже говорил. Это мое обращение ко всем театральным деятелям, выпускникам театралки. Ребята, вылазьте из ваших комнат, из ваших, я, надеюсь, репетиционных залов в театральное пространство. Очень много ниш не занято, очень много ниш свободно.
Если ты обратила внимание, «Антон и Наташа» это совместный проект театра «Прекрасные цветы» и театра «Нефть». Театр «Нефть» – это такая платформа, которую я хочу создать как раз для того, чтобы экспериментировать с приглашенными молодыми актерами. Не знаю, не рано ли я об этом говорю… Это как отдельная платформа для тех, кто хочет заниматься театром. Это ответвление от «Прекрасных Цветов».
– То есть это твой будущий проект, который ты придумал, но его, по сути, еще нет. А я то думала, что за театр «Нефть?
– Да, пока что это эфемерный театр, его пока не существует, но в перспективе это платформа, которая подразумевает в себе работу молодого поколения. Возможно будут приглашаться актеры, выпускники, которые готовы работать, уделять свое время, свою энергию для того, чтобы на постоянной основе возник еще один отдельный живой организм, который уже имеет название театр «Нефть», который будет тоже продвигать какую-то свою тему.
Читайте также: Шедеврально: десять спектаклей харьковских театров, обязательных к просмотру
– Это больше вклад для Харькова, желание что-то сделать для развития родного города?
– Кто знает, может это в последствии станет еще мощнее, чем «Прекрасные Цветы» и будет отдельно существовать.
– Что значит надпись на твоей футболке «В раю искусства не будет»?
– Это мне друзья подарили. Тут много трактовок. Наверное, что в раю будет легче, будет время отдыхать, а не заниматься искусством. Хотя для меня это не только работа. Сейчас громко будет сказано, это моя жизнь.
Татьяна Леонова
[…] […]